После Вестфальского мира 1648 года основной мировой моделью государств стали национальные государства. Привязка к территории стала и до сих пор является ключевым фактором для понятия государства. Исключение – Суверенный военный странноприимный орден святого Иоанна, Иерусалима, Родоса и Мальты, известный как Мальтийский орден, выдающий собственные паспорта и даже автомобильные номера. Однако, уже в начале XXI века мир столкнулся с неразрешимым противоречием: с одной стороны было нельзя нарушать установленные государственные границы, а с другой нужно было давать любой нации право на самоопределение. В мире, где привлекательной свободной территории уже не существовало, любая попытка нации создать собственное государство почти всегда превращалась в кровавый конфликт.
Для средневековой Европы было нормальным, когда город, построенный на земле, принадлежащей какому-нибудь аристократу и плативший ему арендную плату за неё, не подчинялся его суду, а управлялся собственными законами. Ремесленник, проживающий в этом городе, подлежал суду своего цеха, а не городских властей. Студент подлежал суду университета. А король получал власть с разрешения церковного иерарха, проживающего в другой стране, из рук его представителя, живущего здесь же, но по законам страны своего начальника. То есть, на одной территории одновременно существовали несколько юрисдикций. Национальные государства положили этому конец. За редким исключением (дипломаты) по сей день действует принцип: одна страна – одно право.
Существует несколько децентрализованных автономных организаций, которые уже купили или захватили землю и планируют построить на ней собственные государства со своей юрисдикцией. На что они рассчитывают? Во-первых, что их признaют и сделают это без кровопролития. Во-вторых, что малый размер территории не помешает им создать экономическую основу, достаточную для отправления функций государственного аппарата. В-третьих, возможно, в самых главных, что они станут новым типом государства, для которого собственная территория – лишь основание для разговора на равных с другими – старыми – странами, а не обязательный признак согласно Конвенции Монтевидео.
В 1860 году бельгиец Поль Эмиль де Пюид напечатал статью под названием «Панархия», где описал такую политическую организацию общества, где возможна смена юридического статуса индивида без необходимости физического перемещения, смены страны. В основе панархии лежат принципы индивидуального суверенитета и экстерриториальной юрисдикции. В этом идеальном мире человек выбирает себе гражданство, выбирая из списка конкурирующих государств-провайдеров услуг защиты жизни, свободы и собственности. Спустя каких-то 150 лет такой мир частично стал реальностью (в том числе виртуальной – среду для создания таких стран предоставляет Bit.Country). Можно быть гражданином нескольких стран, владеть в них имуществом, иметь политические права и свободы, пользоваться ими, находясь за границей. Более того, человечество шагнуло дальше – появились надгосударственные образования, способные предоставить индивиду эти услуги, не просто не имея никакой территории, а вовсе не будучи государством. Эти образования – транснациональные организации. Существовали они с XI века (Мальтийский орден, Венеция Серениссима, Ост-Индские компании), но несмотря на яркие достижения большую часть времени проигрывали национальному государству. И только примерно в 70-х годах XX века достигли качественно нового уровня, отказавшись от привязки к территории. Это достижение стало возможным благодаря научно-технической революции (aka третья промышленная революция). Сотрудник какой-нибудь современной Alphabet, Microsoft или HSBC может практически беспрепятственно перемещаться по планете, пользуясь бизнес-визой, получать оплату своего труда, платя минимальные налоги за счет оптимизации доходов компании в разных юрисдикциях, избегать гражданского долга, пользоваться корпоративными привилегиями социальной защиты. Эти компании лоббируют свои интересы на уровне национальных государств, сами фактически являясь квази-государствами нового типа и вяло конфликтуя с ними.
Несколько упрощая ситуацию, этот конфликт можно определить как борьбу ультраглобалистов с их установкой на безгосударственный финансово-корпоративный электронно-цифровой мир, aka концлагерь, и глобалистов с их курсом на сохранение государства (отсюда борьба за суверенитет), модернизированной промышленности, а следовательно — обеспечение определённых позиций частично сокращающихся рабочих и средних слоёв; при этом государство подчиняется и МВФ, и Всемирному банку, но, главное, продолжает существовать.
В мире ультраглобалистов государства нет — это мир мощных корпораций типа Ост-Индской компании или территорий-анклавов — нео-Венеций; мир, населённый людьми, а по сути — биороботами без национальных, расовых, религиозных и даже половых различий.
Отказ от классовой теории Маркса, где государство – это аппарат насилия, переход к идее о том, что государство – это просто набор средств для безопасного существования общества, практический опыт существования транснациональных экономически детерминированных организаций прямо подводит нас к мысли о том, что децентрализованные автономные организации могли бы стать если не новым типом государств, то по крайней мере новым способом их существования.