Опыт осуществления государственных функций отдельными городами давно известен человечеству. Такими были древнегреческие полисы, северо-итальянские города-республики, города Ганзейского союза.
С политической точки зрения в Западной Европе царил хаос. Большинство королей были слабыми, их владения – раздроблены, а власть над ними – относительна; континент представлял собой шахматную доску из баронств, княжеств, городских коммун, поместий и церковных земель. Власть постоянно оспаривалась – обычно военным путём. Торговый капитализм, подобный тому, что уже давно существовал на мусульманском Ближнем Западе, сумел обосноваться – довольно поздно по меркам остального средневекового мира – лишь тогда, когда купцы-капиталисты смогли обеспечить себе прочное политическое положение в независимых городах-государствах Северной Италии, прежде всего в Венеции, Флоренции, Генуе и Милане, а затем в немецких городах, входивших в Ганзейскую лигу. Итальянским банкирам удалось окончательно освободиться от угрозы экспроприации благодаря тому, что они сами взяли власть в свои руки, тем самым обеспечив себе собственную судебную систему (способную заставить выполнять контракты) и, что было ещё важнее, собственные армии.
Этим городам удалось вырасти настолько, что они смогли вести полномасштабные войны, финансово поработить и контролировать целые территории других стран. Позднее национальные государства стали возвращаться к этому опыту и искусственно создавать города хартий. Конечно, они уже не имели того влияния, собственных вооружённых сил и самостоятельной юрисдикции, но имели особенные правовые режимы. Неудивительно, что теперь некоторые децентрализованные автономные организации, занимающиеся построением сетевых государств, строят их именно в виде городов.
Если допустить мысль, что одним из признаков готовности перерождения государства в новый тип является уровень глобализации, то можно посмотреть на её индексы и снова увидеть в первых строчках те самые города хартий.
(приводится частично, источник – Ю.В. Зинькина, С.Г. Шульгин, А.В. Коротаев “Эволюция глобальных сетей”, М., 2016)
| Индекс | Maastricht Index 2008 | KOF 2010 | A.T. Kearney/Foreign Policy 2006 | Warwick 2004 | Ernst & Young 2012 | TransEurope 2002 | Global Enabling Trade Index |
| 1 | Ирландия | Бельгия | Сингапур | Сингапур | Гонконг | Ирландия | Сингапур |
| 2 | Бельгия | Австрия | Швейцария | Бельгия | Сингапур | Сингапур | Гонконг |
| 3 | Швейцария | Нидерланды | США | Канада | Ирландия | Гонконг | Дания |
| 4 | Нидерланды | Швейцария | Ирландия | Великобритания | Бельгия | Швеция | Швеция |
| 5 | Франция | Швеция | Дания | США | Швейцария | Бельгия | Новая Зеландия |
Есть примеры, когда государственные функции отправлялись и более мелкими образованиями. Например, буддийские монастыри в Китае, христианские монастыри в Европе. Логика развития была той же – особый статус приобретался за счет роста экономической силы. Причём это происходило даже при наличии сильной государственной власти, как это было в осевое время в Китае. Отличие от городов здесь в том, что эти центры роста изначально создавались не по экономическим, а по идейным причинам. Именно это мы наблюдаем сейчас, когда ДАО создают сетевые государства вокруг определённой идеи, темы или проблемы. Вероятность того, что столицами сетевых государств вместо городов будут посёлки или даже стойбища, тем выше, чем ниже будет EROEI мировой экономики. В идеале столиц быть не должно вообще, а минимальной территориально-административной единицей сетевого государства должен являться узел сети, например, нейрочип в голове сетевого гражданина.
Иными словами, исторический опыт подтверждает, что сетевые государства, возникающие сейчас в виде съездов, временных лагерей и деревень, вполне способны развиться и сменить государства национальные. Можно сколь угодно скептически смотреть на их текущие масштабы, но совершенно точно можно утверждать, что отсутствие у них собственной территории не является ограничивающим фактором роста. Скорее наоборот, привязка к земле будет их ограничивать. Сетевое государство может вырасти из любого города или деревни и быть представлено одним населённым пунктом (а то и вовсе без оных), но его территория не будет определяться площадью огороженной земли. Его земля – место нахождения сетевого гражданина. Оно виртуально, а поэтому полностью экстерриториально. Высшей формой развития сетевого государства станет полное отсутствие привязки к территории при полном сохранении государственных функций.